Путешествия открывают новых друзей и избавляют от предрассудков.
А.Дюма-отец
Воспоминания о путешествии - они как чётки. Закрыв глаза, перекатываешь их в памяти, как бусины в подушечках пальцев - задумчиво, не спеша, отпуская каждую как бы нехотя. Пять бусин... пятнадцать... тридцать две... девяносто девять... столько, что через некоторое время перестаёшь понимать: то ли это ты перебираешь кусочки бадахшанского лазурита, то ли эти неодушевлённые камешки, впитав тепло человеческих рук, вдруг зажили своей жизнью и завладели твоими мыслями?..
Каждая маленькая бусинка скрывает в себе отдельную историю. (Если, конечно, можно назвать историей мешанину зрительных образов, звуков и запахов.) Каждое из этих воспоминаний живёт отдельной жизнью; взятые вместе, они хаотичны и, как бы кто ни старался составить из них единое целое, они сопротивляются такому "закабалению". Вполне по-афгански…
Афганистан. Много ли мы знаем о нём? Признаться, негусто: у большинства при упоминании этой страны в памяти всплывут наркотрафик и бесконечная война - сначала моджахедов с Советской армией, затем одних моджахедов с другими, а потом Северного альянса с талибами и талибов с американцами. О дорогах Великого шёлкового пути, нашествиях Чингисхана и Бабура, о буддийских святилищах в сердце Гиндукуша, индийском походе Александра Македонского и Заратустре могут вспомнить лишь историки. А немногочисленные русские путешественники-"афганоеды" дополнят картину рассказами про фантастические гостеприимство и деловитость местных жителей, про ретивых полицейских, о близком соседстве конных повозок и японских машин, средневековых базаров и интернет-кафе.
В ПРЕДВКУШЕНИИ БОЛЬШОЙ ДОРОГИ
...Начало сентября 2005-го. В Афгане на носу парламентские выборы - первые за последние лет двадцать-тридцать. В выпусках теленовостей европейского зрителя нет-нет, да побалуют экзотическими видами "бумажных ковров " а кабульских улицах. Это своеобразное афганское "ноу-хау", когда любая сколько-нибудь гладкая вертикальная поверхность сверху донизу заклеивается плакатами с портретами дядек в бородах и тёток в чадрах, желающих быть избранными в "парламан", в "улус-" или хотя бы "шахр-вали" - совет провинции или города. Своих кандидатов выставили даже умеренные талибы, в то время как наиболее буйная их часть выступила с угрозами сорвать кампанию.
"Расклад сам по себе интересный, - подумалось перед отъездом. - Главное, чтобы выборы не принесли новой войны. Если всё будет в порядке, по стране получится поездить достаточно, иншаалла (даст Бог. - арабск.). Разумеется, не в качестве "белого мистера": ооновца, сотрудника международной гуманитарной организации или другого "инопланетянина", - а иначе - в качестве "джахонгарда".
Джа... Джахон... Кто-кто? По возвращении трудно привыкнуть к мысли, что это слово, тысячу раз произнесённое в разговорах с афганцами, в России никто не поймёт без объяснения. С языка дари - одного из трёх государственных в Афганистане - это слово переводится как "путешественник". В моём представлении это тот, кто ездит на всём, что движется; ночует в гостях у местных жителей или в обычных, не многозвёздочных гостиницах; питается тем же, чем и аборигены… и вообще старается ничем себя от них не отделять! Убеждён, что именно так можно лучше всего изучить страну, ПРОПИТАТЬСЯ ею - в любом смысле, в том числе в гастрономическом. Летом 2002 года это доказала команда автостопщиков во главе с Антоном Кротовым, "распечатавшая" Афганистан для самостоятельных путешественников. Примерно так поступал и я сам во время своей первой афганской поездки в октябре - ноябре 2004 года.
Предвкушая Большое Путешествие, учу полезные фразы на дари и разрабатываю маршрут. Хочется многого: увидеть предвыборный Кабул и посетить крупные города на юге и востоке страны - Газни и Джелалабад, прокатиться в Бамиан и проникнуть в малоисследованную провинцию Нуристан... А главное - снова почувствовать разницу между тем, что говорят в СМИ, и тем, что есть на самом деле.
МОСКВА: ВИЗА? ЛЕГКО!
Вооружившись "дорожной грамотой" от Антона Кротова - основателя клуба "Академия вольных путешествий" - иду получать визу. Чтобы осчастливить свой загранпаспорт заветной наклейкой со штампиком, достаточно было зайти в особнячок позапрошлого века недалеко от Гнесинки.
- А срок пребывания? Вам на месяц хватит? - спросил сотрудник консульского отдела.
- ??!
- Ну, мы и на два можем дать, но это будет стоить 60 долларов, а не 30.
- А в какой валюте платить - в долларах или рублях? - Сказались мои воспоминания о недавнем походе за литовской визой: рублей прибалты категорически не хотели.
- А-а, всё равно... - щеголеватый усатый брюнет взмахнул рукой, совсем как торговец на восточном базаре. - Какие деньги у Вас есть, такие и примем. И через неделю за визой приходите.
Конечно, я слышал и о таком варианте развития событий, но всё же робко спросил, нельзя ли быстрее.
- Вай, сегодня нельзя. Но за четыре дня сделаем... к пятнице, - флегматично ответил усач и запросто перешёл на неофициальный тон. - Вы, наверно, по афганским шашлыкам соскучились? Поезжайте в Файзабад - они там самые вкусные!..
За всё время разговора - о чудо! - он ни разу не заикнулся ни о доплатах за срочность оформления, ни о маразмах вроде справок о доходах, страховок и т.п. И выставлять свою страну воплощением ада на земле тоже не стал. Ну, пришёл человек за штампиком в паспорт, и что с того? В загс люди тоже за штампиком приходят - и ничего, живут же потом долго и счастливо! Примерно с таким убеждением он всё и делал.
Но нельзя сказать, что всё прошло без сучка-задоринки: напоследок посольская анкета помучила меня вопросом о пункте въезда. Кабул? Можно, но тогда придётся лететь самолётом и отказаться от сказочного Памира, который можно было бы посмотреть, добираясь сухопутным путём через Таджикистан. А если не отказываться, то напротив "пункта въезда" в анкете должен появиться "Шерхан-Бандар" или "Султан-Ишкашим"...
- Нет проблем! - развеял сомнения посольщик. - Назовите любую приграничную провинцию, и всё! А в графе "Место проживания" напишите любой город.
Следуя его совету, я с облегчением вывел на листе название, которое первым пришло в голову: "Провинция Балх, город Мазари-Шариф". Может, и вправду поживу там в настоящем афганском доме?!
БУКЛЕТ ОТ "ЛЕТУЧИХ АФГАНЦЕВ"
В офисе авиакомпании "Ариана" вместе с билетом Москва - Кабул - Москва вручили книжку "Тourist Information". Её авторы - фантасты и отчаянные оптимисты из "Афганской туристической организации" - характеризовали свою родину как "оne of the most peaceful and friendliest countries". Под стать тексту было и всё остальное: на фото невозмутимо разъезжали автомобили 60-х годов, а реклама вещала о давно исчезнувших аэрофлотовских рейсах Москва - Кабул с промежуточной посадкой в Ташкенте. На карте же к северу от Афгана вместо независимого Таджикистана, узбекского государства и царства Туркменбаши присутствовал лишь один сосед - самый большой сосед в мире. Ощущение реальности потихоньку покидало меня... Оно исчезло напрочь, когда я прочёл книгу до конца и понял, что в отличие от темы рыбалки, конных туров и треккинга тема войны в ней не затронута ни одним словом.
И всё-таки в целом книжка была правдивой - настолько, насколько может быть правдивым издание, созданное для завлекания интуристов. В 1977 году, когда оно увидело свет, в Афганистане и правда не велось боевых действий. В эти благословенные годы американка Нэнси Дюпре выпускала глянцевые путеводители по стране, европейские археологи делали здесь находки одна удивительнее другой, а их молодые рюкзакастые соотечественники сотнями приезжали сюда за экзотикой...
САЛАМ, АФГАНИСТАН!
- Бисмилляхи р-рахман-и р-рахим! (Во имя Аллаха милостивого, милосердного!) - приветствует "закадровый" женский голос в салоне старенького "Боинга-727". Наверно, сейчас между креслами поплывут черноглазые чаровницы в тёмно-синих пилоточках и белых перчатках… во всяком случае, именно так они выглядели на чёрно-белых открытках "Арианы" времён Захир-шаха и Дауда. Но нет, что-то не видно. Ничего, дождёмся кормёжки - там-то уж тайна должна открыться! Однако "момент истины" принёс лёгкое разочарование: вместо открыточных красавиц тележки с едой покатили усатые брюнеты.
Около шести часов пути с посадкой на дозаправку в Баку - и вот она, Совсем Другая Страна. Дышит в лицо зноем, заглядывает в глаза синевой неба, улыбается, угощает лепёшками, приучает к себе толкотнёй и шумом базаров, пением муэдзинов с утра пораньше и неотступным вниманием к твоей персоне.
С первых минут понимаешь, что здесь любят знакомиться. Все, от мала до велика. Да так, что практически всё время, пока бодрствуешь, ты будешь находиться в центре внимания. Порой оно чрезмерное и назойливое, но всегда доброжелательное; на Востоке с его культом гостя оно так же обычно, как воздух, и так же неизбежно, как восход солнца.
- Эй, хориджи! Аз коджа ас ти? (Эй, иностранец, откуда ты?) - кричит через всю чайхану мужик средних лет в круглой белой шапочке, длиннополом халате-сорочке, жилетке и шароварах.
- Аз Русия астам. Из России.
- Аз коджа аз Русия? Таджикистан, Озбакстан? (Откуда из России - из Таджикистана? Узбекистана?) - Афганцы привыкли считать Россией всё, что входило в состав СССР.
- Нэ, аз Маскау. (Нет, из Москвы.)
- У-у! Бача шурави - хэйли хуб! Афганестан, Русия - дусти! (Советский парень - очень хорошо! Афганистан, Россия - дружба!) - И тут же: - Садись чай пить! Я Советский Союз институт училься. Харош виремя была!
Или:
- Mister, do you speak English? - расспрашивает юноша в джинсах и стрейтчевой футболке навыпуск, ни дать ни взять - типаж из обожаемого здесь индийского кино. Полминуты назад я подошёл к нему спросить дорогу к Национальному музею, и он взялся проводить меня до самых его дверей.
- Да. А ты понимаешь по-русски?
- Нет, - на лице парня появляется извиняющаяся улыбка. - Вот мой отец ещё помнит. Двадцать лет назад он держал лавку в Кабуле, и "аскар шурави" (советские солдаты. - Авт.) часто заходили к нему. Теперь "шурави" ушли. Today English is necessary! (А сейчас необходим английский!)
Подобные диалоги будут повторяться много раз на дню, в разных местах и с разными людьми. Чем дальше от столицы, тем бОльшими толпами будут собираться афганцы, чтобы поглазеть на невиданную доселе заморскую птицу в виде неофисного иностранца, который запросто катается по их родным горам и пустыням, не требуя ни персонального джипа, ни вооружённой охраны. И каждый будет искренне рад напоить путника чаем, порасспрашивать обо всём на свете, подвезти по дороге и позвать в гости. А если афганец является счастливым обладателем мобильника, он забудет о языковом барьере и обязательно оставит тебе номер - такой обычай появился совсем недавно, в послеталибские времена.
Проведя три, максимум четыре дня в стране, обнаруживаешь, что уже чуть-чуть понимаешь по-местному; а задержишься эдак на неделю-полторы - и Афганистаном насквозь пропитаются сны.
Ещё одна занятная штука - другое летоисчисление. Представьте, что прямо с трапа самолёта Вы попадаете прямиком в 1384 год. Со взлётной полосы выруливает аэробус на Дубай или на Дели, в очереди на паспортный контроль на все голоса распевают мобильники, на площади перед портом припарковался броневичок с символикой ISAF - а на дворе XIV век!
 |
"Ничего особенного, календарь-то мусульманский", - резонно заметит кто-нибудь сведущий. А вот и не совсем! Летоисчисление действительно ведётся по хиджре, но не по лунной, а по солнечной, в которой веками сочетаются исламское с доисламским. Со стороны особой разницы нет - и там и там отсчёт ведётся от переселения пророка Мухаммеда из Мекки в Медину. Однако различия начинаются уже с первого дня нового года - по "хиджри-йе шамси" (солнечной хиджре) он начинается с 21 марта, в день весеннего равноденствия. Так было принято у древних персов-зороастрийцев, так осталось и в сегодняшних Иране и Афганистане. Причём в Афгане месяцы солнечной хиджры точно соответствуют знакам Зодиака, и поэтому названия месяцев совпадают с названиями этих знаков. А чтобы особо впечатлительные личности не запутались, современные афганские календари с "зодиаками" и "тысяча триста лохматыми" годами печатают с параллельным переводом в европейское летоисчисление.
Единственная вещь, к которой, как ни пытайся, не привыкнешь и за более долгое время, - это абсолютное отсутствие женского внимания к своей персоне. То есть оно существует, но почувствовать его можно лишь косвенно... Ведь в силу вековых традиций ни одна взрослая афганка не заговорит с незнакомым мужчиной и даже не посмотрит прямо в его сторону. Где-нибудь в провинции она и вовсе повернётся спиной к встречному чужаку, встретив его где-нибудь на просёлочной дороге; а если и удостоит взглядом, то лишь украдкой, не откидывая "решётки" на чадре, что скрывает женщину с головы до пят.
АХ, ГОСТИНИЦА МОЯ...
- Имя - Сарги. Имя отца - Улядимир. Страна - Россия. Профессия? - мужик с крашеной рыжей бородой оторвался от вязевых узоров в своей толстой тетради, вернул паспорт и вопросительно посмотрел на меня.
- М-м-м... Джахонгард.
- Так и запишем: "Путешественник". Всё, можете заселяться! Шаб бахайр! ("Доброй ночи!")
Вчера я распробовал, что такое афганская народная гостиница. Представьте себе двух-трёхэтажную "мехманхану"-параллелепипед, а в ней комнатку с матрасом, одеялом и неизменной тумбочкой для обуви в углу. Добавьте к этому окно с видом на трассу, плевательницу вместо пепельницы, китайский дверной замок размером с две ириски и туалет в конце коридора. На нижнем этаже нарисуйте чайхану с пловом, пшеничными лепёшками и шашлыками из баранины, душевую кабинку-"хамам" с тапками общего пользования, цирюльню с набриолиненным усачом-парикмахером, лавки с афганскими фруктами, пакистанским мылом, иранскими печенюшками и индийской музыкой. Двор перед сим заведением "имени Ходжи Насреддина" наполните несколькими десятками грузовиков, междугородних автобусов и бело-жёлтых такси, обозначьте несколькими штрихами горы на горизонте - и картина готова.
Жилых комнат со спартанскими условиями в такой "мехманхане" штук пятьдесят. Практически круглый год, не исключая священного месяца Рамадан, они полны водителей-дальнобойщиков, торговцев или кабульских студентов, едущих домой на побывку, - словом, простого афганского люда, всех тех, кого дела позвали в дорогу. Иностранцы издалека - Иран и Пакистан тут не в счёт - появляются в этих стенах не чаще раза в год-полтора. В основном это наш брат турист, неприхотливый рюкзачник, который за смехотворные 200 афгани (примерно четыре доллара) хочет получить крышу над головой и обыкновенный, без изысков, афганский ужин. Ребята, что попали в Афганистан по работе, вряд ли будут останавливаться на ночь в транзитном городке, будь он даже центром провинции. Даже, если этот город называется Газни и стоит на "Кольце" - самой важной и самой оживлённой в Афгане автодороге. (И, следовательно, лучше всего отремонтированной после свержения талибов.)
Впрочем, это сейчас Газни - всего-навсего пункт транзита и место отдыха усталого путника. То ли дело тысячу лет назад, в эпоху зрелого средневековья, когда здесь располагалась столица мусульманской империи, простиравшейся от центральной Персии и Средней Азии до Индии! В наши дни о тех временах напоминают два минарета-близнеца, построенные в 12 веке при султане Масуде Третьем и Бахрам-шахе из династии Газневидов, о более поздних - кварталы-"соты" Старого города и крепость на обрывистом берегу реки. В остальном же это типичный афганский город с квадратными домами, ремесленными мастерскими и кладбищем советской бронетехники около минаретов.
САФАР БАХАЙР! (дари: Счастливого пути! - Авт.)
Каждое утро, ещё перед рассветом, стихийная автостанция перед газнийскими "мехманханами" оживает - отдохнувшие люди садятся в отдохнувшие машины и продолжают путь. Наш автобус - трудяга с аршинной надписью "Super Benz" на боку - монотонно урча, повёз пассажиров из Кабула в Кандагар. По европейским меркам, этот старикан откатал своё лет этак 20 назад, причём в санаторных условиях европейских дорог. Однако "Super Benz", на удивление скептикам и на радость проектировщикам, обнаруживает недюжинную работоспособность и в Афганистане.
На его крыше в несколько ярусов сложены автомобильные покрышки, мешки с мукой и тюки с "сэконд-хэндом", салон-"бочка" полон пассажиров-"селёдок". Внутри ни на минуту не смолкает музыка - водила и его напарник крутят кассету с народными песнями. Пассажиры, как водится, с радостью приобщаются, кто-то даже начинает негромко подпевать и прищёлкивать пальцами в такт. Я не могу разобрать ни слова, но тоже присоединяюсь к общему оживлению и с ходу сочиняю русскоязычную версию песни:
Афганистан, Афганистан наш!
Страна мечей, что жаждет мира;
Земля героев, признаЮщих
Лишь Справедливость над собою.
Родной наш край, ты неизменно
Для нас - любовь, надежда, гордость.
Ты - солнце в небе для любого,
Кто здесь рождён в войне иль в мире.
Таджик, пуштун, узбек с туркменом
И сын долин Хазараджата,
Памирец, горец-нуристанец
И кизилбаш, аймак с белуджем -
Народов много, а Отчизна
Одна на всех, как мать и вера.
"Велик Аллах!" - провозглашаем
Мы в благодарственной молитве.
(Гимн Исламской Республики Афганистан в переводе автора. - С.Н.)
...Без этих разухабисто-весёлых или, наоборот, тягуче-грустных напевов дорога пресна, как плов без приправ. Так считают абсолютно все афганские водители. В этом же, кажется, убеждены и пассажиры - от седобородых старцев с подведёнными сурьмой глазами до чумазых и ужасно любопытных мальцов обоего пола. Какого мнения придерживаюся женщины, непонятно - их лица, как и мысли, скрыты под паранджой. В присутствии чужого мужчины они не обнажают ни того, ни другого.
...В соседней с Газни провинции Забуль, куда ни глянь - повсюду ровная, как стол, каменистая пустыня. Раскинуться во всю ширь ей мешают горы на севере, которые ломаной линией выстроились на горизонте. Но это далеко не те вершины, что на Саланге. Тут, на стыке отрогов Гиндукуша и пустыни Регистан, горы невысокие и такие же запылённые, как и всё вокруг. Они не в силах внушать путнику почти суеверный ужас лавинами, ледяным безмолвием и затяжными подъёмами-серпантинами. В отличие от Саланга всего этого у них попросту нет.
Небо и пустыня, синее и жёлтое. Остальные цвета на этом однообразном фоне теряются. Даже грузовики, расписанные львами и райскими птицами, кривыми восточными саблями и пальмами в пешаварском стиле, смотрятся здесь не так эффектно, как на улицах Кабула, Герата или Мазари-Шарифа. Посреди жёлто-синей дороги они имеют вид усталых работяг, а не вальяжных франтов.
На улице "прохлада" под плюс 30 - "бархатный сезон", хотя на дворе конец сентября. И тем бОльше контраст после ночи, которая покрывает ледяной корочкой лужи у водокачек и награждает насморком неосмотрительных иностранцев, не удосужившихся накрыться в гостинице одеялом потолще.
 |
Редкие селения вдоль дороги Кабул - Кандагар: дома-параллелепипеды из необожжённой глины, смешанной с соломой. "Павильоны" "колхозных рынков" из палок и тряпок - вместе они составляют главную улицу любого кишлачка на пути между городами. Банки колы и прочего спрайта, охлаждающиеся здесь же, в проточной воде придорожного арыка. В каком-нибудь селении у водителя найдутся друзья - ну как тут проехать мимо? Человек выпрыгивает из автобуса и как бы с размаху, но мягко прикладывает правую руку к сердцу визави, соприкасается с ним щеками и обменивается неторопливым пуштунским рукопожатием: "Как жизнь? как дела? как здоровье?" На выездах изредка маячат дорожные полицейские, которые после символического "закята" (араб. "пожертвование". - Авт.) в пять афгани (10 центов) поднимают шлагбаум: "Сафар бахайр! Счастливого пути!"
Вечная пыль - постоянный попутчик любого, кто покинул дом хоть на минуту-другую. Весной, летом, осенью - словом, в любое не дождливое и не снежное время года - она настолько вездесуща, что проникает в салон машины сквозь закрытые окна и забивается в объектив зачехлённого фотоаппарата.
Как видение из сказок Шахразады - караваны верблюдов. Земли на границе хребтов и пустыни - родной дом и для них, и для кочевников из пуштунского племени кучи. Их чёрные шатры из козьих и овечьих шкур - обычное зрелище и в Афгане, и в пакистанской провинции Белуджистан, и, говорят, в приграничных останах Ирана. Ранней осенью кучи перегоняют верблюдов и овец с холодеющих горных пастбищ Парвана и Бамиана в тёплые пустыни провинций Кандагар, Гильменд, Нимроз и Фарах. Ближе к лету, когда в пустыне становится невыносимо жарко, эти колоритные процессии начинают двигаться в обратном направлении. Так кочевали и десять лет, и десять веков назад. Так кочуют и сейчас, когда Интернет и мобильная связь стали привычным явлением даже в Афганистане.
Кладбище. Могилы шахидов - никаких резных плит, как в Иране, а лишь невысокие груды камней с покосившимися от времени деревянными шестами в полтора-два человеческих роста. На каждом из шестов - истерзанный ветром и беспощадным солнцем кусок ткани, который когда-то был зелёным знаменем ислама. Из надписей на нём - только суры из Корана; человеку иной, неисламской цивилизации будет трудно понять, кто покоится под этими камнями и когда он ушёл в мир иной. Зелёные флаги - единственная подсказка: они обозначают могилу погибшего на войне. Сколько появилось в Афгане таких знаков за последние двадцать с лишним лет? Один Аллах знает! Во всяком случае, их больше, чем в любой соседней стране. Их сколько, что они стали не менее привычной частью афганского пейзажа, чем горы, пустыни, битые танки вдоль обочин или - за последние лет пять - патрули из ISAF, "международных сил по поддержанию стабильности". Там, где флаги ещё сохранили насыщенный цвет и золотые арабские буквы, можно догадаться, что чья-та земная жизнь прервалась совсем недавно - или от американской бомбы, или от пули соотечественника из Северного альянса.
 |
Городок Калат, или, по-старому, Калат-и-Гильзай. Типовые сельские дома из глины и старинный британский форт на южной окраине - ныне место дислокации гарнизона "Милли урду", афганской национальной армии. Место это сколь невзрачно, столь и примечательно: стоит отмотать время лет на 130 назад - и Вы окажетесь в гуще сражений британцев с воинственными пуштунами-гильзаями. В те годы они не раз одерживали над захватчиками серьёзные победы.
На окраине городка "гаишники" в белых фуражках о чём-то оживлённо беседуют с бородатыми дальнобойщиками в длиннополых халатах. Разговор идёт на пушту, и я, увы, опять не понимаю ни бельмеса. Но говорят они так выразительно, что суть можно понять без труда:
- Мужики, подбросьте нашего человека!
- А куда мы его посадим? У нас в кабине уже четверо.
- Да хоть куда посадите, ему до следующего поста надо добраться.
Возражения исчезают, как вода, выплеснутая в песок. Парень забирает с поста свой автомат, лучезарно улыбается и едет... на бампере того "КамАЗа"! Автостоп по-афгански; никто не удивляется. Через лобовое стекло дальнобойщикам хорошо видно, как чёрный с рыжиной чуб служивого подскакивает на ухабах. Всё в порядке: значит попутчик не свалился.
БАМИАН
Из Кабула в Хазараджат ведут две дороги - северная и южная. На первых километрах каждой из них (отрезки Кабул - Чарикар и Кабул - Майданшахр) будет приличный асфальт "Афганского кольца", на остальной же, большей части пути его не было и в помине. Потому максимальная скорость не составит больше 30 километров в час - независимо от того, едете ли вы северным или южным путём, на джипе или на неповоротливой фуре.
Решившись пройти автостопом двести с небольшим километром из Кабула в Бамиан, я не думал и не гадал, что проведу больше времени в гостях, чем в пути. В итоге так и вышло, и я нисколько об этом не жалею. Стоило только свернуть с накатанного "Кольца" сразу после городка Чарикар - и разбитая грунтовка провинции Парван начала показывать чудеса радушия и неторопливости.
Короткие "перебежки" на попутках от кишлака к кишлаку с востока на запад. Дальнобойщиков не встречается - они уехали в Бамиан ранним утром - ещё затемно, до наступления жары. Автобусов не бывает в принципе, ибо эта дорога никогда не знала асфальта. Легковушки и микроавтобусы взять с собой не могут, они перегружены даже по афганским меркам - люди в салоне, в багажнике и даже на крыше. Проносясь мимо, водители приветственно бибикают и улыбаются, пассажиры машут рукой, а я топаю дальше, до следующего селения. Я наперёд знаю, что в любом из них каждый встречный скажет "Салам алейкум!", маленькие пацанята обступят гомонящей толпой, молодые парни подойдут попрактиковаться в английском, местный анискин с комически серьёзным видом полистает паспорт, держа его вверх ногами; а толстый чайханщик накормит пловом до посинения и всерьёз удивится, что гостю - посланнику Аллаха - надо идти куда-то ещё...
 |
В этническом отношении эти края удивляют чересполосицей: в одном кишлаке живут таджики, в другом - пуштуны, в третьем - снова таджики. Здесь, чтобы определить национальную принадлежность человека, можно не прислушиваться к звучанию его языка (хотя даже на слух дари - язык афганских таджиков - весьма отличается от пушту). Можно даже не присматриваться к чертам лица - всё равно поначалу все здешние брюнеты-европеоиды покажутся на одно лицо. Но если посмотреть на макушку, точнее - на то, что её венчает... вот это, пожалуй, будет вернее! Пуштуна выдаст любовь ко всему блестящему: его плосковерхая тюбетейка с вырезом на лбу в виде фигурной скобки будет усыпана разноцветными стразами. Если стразов под рукой не окажется, тюбетеечный мастер украсит ткань маленькими зеркальцами в форме ромба - точь-в-точь такими, что иногда вшивают по краям застёжки халата на груди, - все будут только рады.
По пути дальше на восток, через большие кишлаки Шумбуль и Шашпуль, вы заметите, что пуштуны и таджики - брюнеты с европейским разрезом глаз - здесь встречаются реже, чем "хазара" - те же брюнеты, только узкоглазые. Хазарейский народ считает себя потомками воинов Золотой Орды, осевших в долинах нагорья Хазараджат, и единственный в Афганистане исповедует ислам шиитского толка. Говорят хазарейцы на диалекте дари, который отличается от кабульского отдельными словами и особенностями произношения. Так, если кабулец приветствует путника словами "Коджа мири?" ("Куда идёшь?"), то "хазара" скажет: "Коджа мори?"; а вместо столичного "Чи мекони?" ("Что делаешь?") произнесёт: "Са мекони?".
...Вопреки расчётам вечер застал меня не Бамиане, а на полпути к нему - в парванском кишлачке Шейх-Али. Приют нашёлся в чайхане у дедушки-хазарейца с хошиминовской бородкой, который после обращённого ко мне "Аз коджа ас ти?" ("Откуда ты?") сообщил всем присутствовавшим, что "шурави - харош", а "Амрика - палох".
"Грузовики спят, скоро пойдут спать и водители, - объяснял чайханщик жестами и словами. - Оставайся на ночь у меня, а с утра поедешь. А сейчас пошли на намаз". - Старик махнул в сторону квадратной площадки, огороженной глинобитным забором высотой чуть ниже колена. Внутри, на чисто подметённом покрывале несколько мужчин, обратив лица к Мекке, уже совершали первые ракаты. Я успел заметить, что все они смотрят не на восток, а почему-то на запад. Чудеса? Вряд ли, и уж тем более не нововведения в исламе. Наверное, всё дело в географическом положении Афганистана - по отношению к этой стране Мекка действительно находится западнее и немного южнее.
- Ты разве не мусульманин? - спросил дедушка, заметив, что я не решаюсь зайти на молельную площадку.
- Нет, исави (христианин).
- Это тоже хорошо. Тогда можешь просто посмотреть на нашу молитву.
...Попутная машина - огромная туша грузовика-нефтевоза - заворочалась, когда солнце уже окончательно выкатилось из-за гор, а в кишлаке послышались рёв ишака и хруст разлетающихся под колуном поленьев. Из чайханы вкусно запахло шашлыками и горячими лепёшками. Под навесом уже чаёвничали первые посетители, а чайханщик медитативно нанизывал баранину на шампуры.
- Эй, шурави, посмотри, какой у меня кот! - его добродушный взгляд указал на пушистое рыжее чудо с бандитскими зелёными глазами, нарезавшее круги около тазика с мясом.
Смотреть на кота (а ещё больше - на диковинного "хориджи") сбежались мальчишки со всего кишлака: все подвижные как ртуть, голосистые, с горящими глазами, и все как один - в длиннополых халатиках и с тряпичными сумочками через плечо. Как ни старались взрослые напомнить им про "мактаб" (школу), ребячья толпа всё росла и росла.
А вот и дальнобойщики. Зовут:
- Давай в кабину!
- Не, я лучше на крыше, оттуда снимать лучше.
- А, ну как хочешь, - и мне указали на верх цистерны, на которую была приварена невысокая оградка - видимо, как раз для таких случаев.
…Перевал Шибар - естественная граница провинций Парван и Бамиан. На моей карте размером с три мужские ладони он обозначен едва заметным крестиком...
Километрах в двух от города Бамиан нефтевоз сломался, и я решил заночевать в поле в одном из стогов, похожем на большую таблетку. Интересно, какие лица будут у афганцев, когда они увидят в соломе непонятного человека с мешком на лямках? Но любопытство так и не удалось удовлетворить - ночью был такой колотун, что я проснулся раньше всех окрестных крестьян.
 |
...Город Бамиан тянулся вдоль длинной базарной улицы. В её начале, ближе к выезду на Кабул, стоит белёный одноэтажный домик "бизнес-центра" с Интернетом; а ближе к середине - несколько антикварных магазинчиков, пара книжных дуканов с открытками и переговорный пункт "Рошан" с возможностью позвонить домой. В конце улицы, ближе к выезду на местечко Яколанг - левый отворот на вершину холма, в сторону отделения связи, войсковой части и аэродрома. С той вершины открывается красивейший вид на Бамианскую долину. Снимать возможно с любой точки, даже с территории военного городка, благо военные местного гарнизона, давно привыкшие к иностранцам, не возражают. У соседей, в "риасат мухаберат" (на почтамте), тоже интересно - там ещё не раскуплены запасы старых марок с изображением Будды!
В сувенирном дукане на главной улочке мужик явно европейского вида закупает паккули - полушерстяные афганские береты, которые в России знают как "душманки", или "масудовки".
- Как же много у Вас друзей! - сказал я мужику по-английски и не ошибся. Он оказался немецким археологом, и приехал в Афганистан работать. Контракт расписан на два года - срок немалый; но, говорит, что ни где, кроме Бамиана и Кабула, не был.
Единственная достопримечательность городка, известная многие столетия, - это очень красивая долина. С северной стороны к ней примыкает известняковый массив, в котором более полутора тысяч лет, в эпоху кушанского царя Канишки, были высечены две статуи стоящего Будды, высотой 38 и 55 метров. В марте 2001 г. колоссы были взорваны фанатиками из "Талибана", а их обломки - частично расхищены или увезены в Национальный музей в Кабуле. В сегодняшнем Бамиане о скульптурах напоминают две огромные ниши, причём рядом с большей (западной) теперь сидят кассиры, "ненавязчиво" предлагающие осмотреть Всё-Что-Осталось за 170 афгани (почти 3,5 доллара).
Стремясь вернуть туристов, власти провинции думают о восстановлении статуй, однако первоначальная идея воссоздать их в камне в натуральную величину не получила развития. Теперь Будд планируют вернуть при помощи лазерных лучей. Согласно разработке японского художника Хиро Ямагаты, по ночам 14 лазерных установок будут проецировать 140 фрагментов изображений статуй, которые будут непрерывно менять цвет на зеленый, розовый, оранжевый, белый и синий. В настоящее время проект "бесплотного воскрешения" ожидает одобрения афганского правительства, которое в свою очередь ждёт решения ЮНЕСКО. Необходимо убедиться в том, что скалы не будут повреждены мощными лазерными лучами.
Примерно в то же время, что и Будды, в скале появились 750 пещер, в которых жили здешние монахи и паломники, добиравшиеся сюда аж из Китая и Индии. До последнего времени кое-где сохранялись даже росписи, однако большинство из них погибло, с тех пор как бывшие кельи стали прибежищем для чабанов и их стад в зимнюю непогоду.
...У меня дома лежит пригоршня ржавых гильз от "калашникова". Эти свидетели чьей-то смерти валялись напротив ниши из-под статуи малого Будды. Спустя лет 20 они были подобраны и привезены в подарок русскому парню из Тюмени, который делал антивоенную выставку с фотографиями из "горячих точек". Получилось так, что тем самым я выполнил пожелание одного афганца. "Если ты "шурави", то забирай это добро с собой, - сказал он. - Оно ваше!" До сих пор не могу понять, чего было больше в его словах - шутки или серьёзности…
ДЖЕЛАЛАБАД
Есть на востоке Афгана весёлый город Джелалабад - оазисы, пальмы, фрукты и практически круглосуточный поток машин что на Кабул, что на пакистанские Пешавар и Исламабад.
В не столь давние времена Джелалабад был зимней резиденцией афганских эмиров, справедливо предпочитавших местные апельсиновые сады кабульским холодам. Трудно представить, но каких-то сто с лишним лет назад в Джелалабаде устраивали турниры поэтов в честь праздника цветения апельсиновых деревьев. Может быть, потому этот город сумел сохранить ощущение лёгкости жизни?
С наступлением темноты на его улицах зажигаются огни ресторанчиков, кафешек и харчевнен, воздух наполняется возгласами приветствий и криками чайханщиков. Переевшим плова и шашлыка в придорожных забегаловках джелалабадские ребята предложат кое-что поразнообразнее - к примеру, молочные коктейли с мякотью банана или мороженое с лапшой, которые приготовят тут же, на ваших глазах. В дополнение ко всему в этом городе Исламской Республики Афганистан в открытую продаётся пиво. Пусть итальянское, пусть баночное, пусть дорогое и не ахти какое вкусное - но... одним словом, пиво!.. Покупай да пей, как иностранцу тебе никто и слова не скажет.
На главной улице, Пуштунистан Вате, густую пелену смога почти не переставая прорезают фары самых разных размеров назначения - и юрких японских легковушек, и внушительных ООНовских джипов, и американских "хаммеров" с пулемётами на крышах, и пакистанских "траков" размером с пару откормленных слонов. Кто-то из водителей сворачивает с Вата на Пули-Бехсуд - мост советской постройки через реку Кабул - и держит путь в соседнюю провинцию Кунар.
- Асадабад мерам, - говорю притормозившему грузовичку. - В Асадабад еду.
Молодые парни в кабине удивлённо смотрят на меня: неужели фарсиван (персоязычный)? Или всё-таки иностранец? И тех и других редко встретишь в афганском Пуштунистане! Да ты залезай в кабину-то, не стесняйся. Ты, наверное, из Ирана? Только мы фарси почти не знаем, на пушту говорим. Ну и на урду, и на английском немного.
В пушту, а тем более в урду я не смыслил и по-белому завидовал этим полиглотам с пелёнок. Мы у себя в России учим языки в школах и институтах, а в этой Стране-Коридоре знание двух-трёх языков никого не удивляет! Оно и к лучшему, будем на англо-персидском "суржике" общаться, не впервой.
Знакомимся.
- My name is Bilal, I'm 24, - говорит водитель - сероглазый парень с курчавой бородкой и лицом античного бога.
- А я - Сергей, из России, путешественник.
- Как? Сарги? Сиркет? Твоё имя очень сложное.
- Ну-у... это очень похоже на "Сиражутдин", - вспоминаю имя, которым меня однажды в шутку окрестили кунаки из Дагестана.
- Сиражутдин? Так-то проще! - обрадовался Биляль, оставив меня в недоумении, чем короткий и ясный "Сергей" сложен для афганского уха.
- А это твой друг или брат? - спрашиваю у Биляля, глядя на его напарника. - Рафик йя брадар?
Лица обоих парней просияли.
- Рафик, Рафик! Его так и зовут, это имя значит "Друг". А Билялем звали человека, который созывал первых мусульман на молитву.
Навстречу нам один за одним проезжают легковые пикапчики. В кузовах, несмотря на тряскую дорогу, отплясывают люди, некоторые даже бьют в бубны.
- English - wedding, - просвещает общительный Биляль. - Урду - шаади. Руси? Как по-русски?
- Руси - свадьба, - мне сразу захотелось присоединиться к гуляющим, уж больно заразительно они веселились.
- Свад-ба, - задумчиво произносит Рафик. - You - svad-ba? Yes? No?
Пикапов оказалось целых пять, и Биляль использовал это как повод сделать меня полиглотом.
- Ёу, два, дре, салор, панзо - пашто. Ёк, до, тин, чар, пандж - урду! - Для пущей доходчивости он объясняет на пальцах. Когда он чересчур увлекается, руль пытается зажить самостоятельной жизнью, и Биляль, спохватившись, пресекает его самодеятельность. Впрочем, одна рука всё равно остаётся свободной - для общения.
...Пробиваем фарами кромешную тьму, лишь редкие селения дают знать о себе приближающимися огоньками да тарахтением дизель-генераторов в придорожных дуканах со всякой снедью.
- Это село Танге; это - Шега, чуть дальше - Хейва. А направо Пакистан будет, вон за ближним хребтом. - Так километр за километром план этой местности копируется из Рафиковой головы в мою записную книжку. - До Асадабада сегодня уже не доедем, заночуем в харчевне. Едем медленно, потому что наслаждаемся дорогой!
Неожиданно для себя я воспринял такой вариант развития событий как нечто само собой разумеющийся. Без боязни, сомнении и удивления, а лишь со спокойной уверенностью, что всё идёт как надо и окончится хорошо. Примерно так, как среднестатистический командированный воспринимает ночёвку в купейном вагоне поезда Москва - Питер. Дорога научила, что любая последовательность событий - правильна.
"АПАЧИ" НАД КУНАРОМ
Остаётся позади Асадабад, главный город провинции Кунар, а с ним уходит и цивилизация - та, что у человека западного (а тем более горожанина) ассоциируется с "кока-колой", асфальтовыми дорогами и Интернетом. Правда, Сеть в Асадабаде всё же есть, но только на военной базе под звёздно-полосатым флагом, обитатели которой, судя по трёхметровому забору и нескольким спиралям "колючки" сверху, никогда не горели желанием пускать к себе людей со стороны. Вместо этого "джи-ай" стараются бить местных партизан.
 |
О том, что последние здесь не редкость, свидетельствуют плакаты-"комиксы" в стиле примитивизма, установленные на центральной площади Асадабада. Первая часть "триптиха" показывает, как мирные жители - слегка бородатые мужики в традиционных халатах, жилетках и в сандалиях на босу ногу - сталкиваются с некими чёрными людьми на окраине своего кишлака. О немирности последних красноречиво свидетельствуют торчащие из-за плеч "калашниковы" - такие же чёрные, как и их владельцы. Во второй части старейшина, поддерживаемый односельчанами, указывает пришельцам на околицу: идите, мол, откуда пришли. На третьей картинке старейшина всё так же стоит с указующим перстом, только вместо "растворившихся" талибов перед ним американские солдаты. Они слушают очень внимательно...
Что влекут за собой подобные международные встречи без галстуков, я увидел дальше на маршруте - когда ехал из Асадабада в посёлок Барикот на границе Кунара с Северо-Западной пограничной провинцией Пакистана.
Представьте себе старенькую жёлтую "Тойоту-Короллу", в которой на переднем пассажирском сидении едут два человека, а на заднем - ещё четыре. Это кунарское такси, единственный здесь вид общественного транспорта. Без шести пассажиров оно принципиально не стронется с места. Едет себе эта машинка по каменистому бездорожью со скоростью 25 километров в час; сверху по-осеннему печёт солнышко; вокруг расстилаются зелёные холмы с лёгкой щетиной леса, петляет сине-серая речка да проносятся мимо населёнка - всегдашние афганские параллелепипеды с окнами, пыльные придорожные базарчики и небольшие аскетичные мечети. Мужики в машине бодро потребляют насвай и оживлённо болтают между собой, не забывая уделять внимание диковинному "хориджи": а сколько у тебя в России жён? а какие у вас девушки? а в Москве мусульмане есть? Словом, всё как обычно - и нескучно, и вполне дружелюбно; языковой барьер почти не мешает.
И тут идиллия прерывается невесть откуда взявшимся рокотом. Появившись внезапно откуда-то сверху, он с каждой секундой становится всё громче и отчётливее, а вскоре один за другим в небе появляются и сами источники шума - три чёрных "апача", идущие на малой высоте. "С Баграмской авиабазы, патрулируют местность", - говорит парень - мой сосед по переднему сидению. У попутчиков реакция - точь-в-точь как у нас на милицейскую машину с мигалками: пронеслась - пообсуждали - забыли. Я же реагирую очень не по-афгански - судорожно нащупываю в сумке фотоаппарат и кричу шофёру: "Стой, блин!!!" Он, не знакомый с тонкостями русского языка пуштунский парень, понял лишь интонацию, а вот сидевшие сзади деды - ещё и смысл. Отсмеявшись, мы притормозили и... вертолёты попали на плёнку.
ДВА УМНЫХ КОМАНДИРА
Подъезжаем к местечку Нарэй. Здешняя "firebase" - одна из многих, где афганская и американская армии дружат против талибов. Внутри - однотипные домики казарм, по периметру - бетонные блоки, насыпи из мешков и часовые со старыми египетскими "калашниковыми" на въезде. Над одной из казарм полощется чёрно-красно-зелёный афганский флаг, над другой - звёздно-полосатый. Однако американцев не заметно, по крайней мере снаружи.
 |
На блок-посту у дороги отдуваются одни афганцы - парни в четырёхцветном китайском камуфляже и тёмно-зелёных беретах с ромбиком из светоотражающей ткани на макушке. С окружающим миром они общаются в основном на языке жестов. Шлагбаум поперёк дороги - и вот уже один солдатик проверяет документы у водителя и пассажиров, другой залезает в салон машины в поисках оружия, а третий шарит под днищем зеркалом на длинной рукоятке: вдруг там взрывчатка? Обычно этот обряд не занимает больше пяти-семи минут. "Бомб нист - буру бахайр!" ("Бомбы нету - езжай с миром!") - говорит в итоге служивый, и такси пылит дальше по ухабистой грунтовке.
И всё бы хорошо, если б не обращённая ко мне фраза сержанта. "А Вас, Штирлиц, я попрошу остаться" - вероятно, так она звучала бы в вольном переводе с дари. Посмотрели паспорт, "дорожную грамоту", забрали их на базу. Рюкзак, фотоаппарат, штатив и даже английские булавки из жилетного кармана по требованию солдат пришлось оставить на земле у входа в военный городок.
- Не волнуйтесь, мистер, здесь Вашим вещам ничего не угрожает. - Они очень обходительны, эти молодые англоговорящие офицеры "Афганистан милли урду" (Афганской национальной армии. - Авт.). Вон уже дыню принесли, минералку и банку "колы". Бакшиш такой. Они и вправду славные ребята, относятся действительно как к гостю и понимают моё дурацкое положение. - Сейчас с Вами встретится наш командир, и Вы будете свободны. С которым Вы хотели бы говорить - с афганским или американским?
- Разницы нет. - Мои глаза не горят оптимизмом. - Позовите умного, он быстрее отпустит.
Командиры, видимо, не стали мериться IQ и пришли оба. Афганец - подтянутый дядька лет 35 в форме - предпочитал молчать. Основную речь произносил "commander Jack" - рыжеватый блондин по виду чуть моложе, с неуставной бородой и в "матричных" тёмных очках. Форму ему заменяли совершенно гражданские шорты и футболка.
- В Нуристан, значит, едешь? - начал с места в карьер. - А знаешь, откуда начался джихад против советских войск? Ты же из "ex-USSR", так? Тебе лучше взять "f...ng car" и поехать обратно в "f...ng Кабул". Тем более что это последняя наша база по этой дороге и мы больше не сможем отслеживать твои перемещения.
"Ну и хорошо. Меньше времени уйдёт на объяснения, что я не верблюд... то есть не талиб", - подумал я про себя. А вслух сказал, что хорошо бы найти какую-нибудь попутную машину и красноречиво посмотрел на автопарк "firebase".
- Нет, этим мы тебе не поможем, - "commander Jack" цепко перехватил мой взгляд в сторону "хаммеров". - Возьми лучше компенсацию за потерянное время. Только будь экономен: такси до Барикота стОит 40 рупий, а мы даём тебе две тысячи. И не забудь свои документы. Мы скопировали их данные для твоей же безопасности.
- Скорее, для своей?
- Ну-у... Если тут кто-нибудь что-нибудь натворит, мы будем точно знать, что это точно не ты. Счастливо! - И американец сжал мне руку на прощание.
ОНИ СМОТРЯТ НА НАС...
Вот и Барикот. Дальше на север - загадочная область Нуристан, ад для любой машины и рай для этнографа. По числу малых народов, языков и наречий эта "Страна Света" между Панджшером и Джелалабадом похожа на Дагестан и Памир - с тою лишь оговоркой, что русских путешественников тут не видели лет сорок-пятьдесят, а то и больше.
Дороги кончаются - начинаются направления, где безраздельно властвуют "Тойоты Хайлюкс" - джипы с трёхместной кабиной и достаточно большим кузовом. Остальные машины для здешних "трофи" либо чересчур упитанны, либо слишком нежны. На крупных острых камнях читаются две едва продавленные колеи; машина едет, не в силах разогнаться быстрее десяти, от силы пятнадцати километров в час, камни скрежещут под её тяжестью. Слева - те же зелёные горы, а справа внизу ревёт и пенится река. Кое-где она успела "слизнуть" куски проезжей части, и людям пришлось нагромождать новые массы камней и для надёжности подпирать их брёвнами.
Но всё это - ДНЕВНАЯ реальность, в которой есть место движению. Вечером же всё поглощает угольной черноты небо с мириадами звёзд. В горах они кажутся неимоверно близкими. Заберись на любую вершину - и сможешь прикоснуться к ничем не замутнённому холодному сиянию.
- Смотри, как красиво! - говорю стоящему рядом молодому парню из "border police". С ним я успел сдружиться в пограничной части за время вынужденного там зависания.
- Да... Звёзды - это души погибших на войне, - чуть помолчав, отвечает мой ровесник. - Видишь, как много?
"ЗЕМЛЯ СВЕТА"
Аборигены тех труднодоступных земель в трёхстах с лишним километрах к северо-востоку от Кабула: языческие племена ашкуни, вайгали, кати, прасун и другие - лишились родной веры около века назад, в результате "проповеднического" похода кабульского эмира Абдуррахмана в 1895 г. Сегодняшние нуристанцы - потомки уцелевших после войны с "железным эмиром" - исповедуют ислам, носят мусульманские имена и одеваются вполне по-мусульмански. Последние необращённые язычники - народ калаша - остались лишь на территории бывшей Британской Индии, в трёх долинах близ города Читрал, куда не дотянулся Абдуррахманов меч. Нуристанцы интересны и в плане внешности (немало рыжих и шатенов с европейскими чертами лица), и в плане языкового разнообразия (едва ли не в каждой долине своё наречие), и в плане бытовой культуры.
Ещё каких-то 50 лет назад Нуристан с его нетронутой природой и загадочными племенами был популярен среди зарубежных этнографов и туристов-горников; один из них - Эрик Ньюби в своё время написал об этом книгу под названием "Прогулка по Гиндукушу" (Eric Newby. A Short Walk In Hindu Kush. - Авт.). Сейчас это одна из беднейших областей страны. Туристы и гуманитарщики-иностранцы предпочитают не показываться здесь из-за нестабильной обстановки - нередко талибы делают вылазки через границу и, "напакистанив" правительственным войскам, уходят обратно в сторону Читрала.
С афганской стороны граница практически не охраняется - лишь редкие посты с редкими солдатами. По этой причине пограничники постараются "отфильтровать" чужака ещё на подъездах к Нуристану, где-нибудь в восточной части Кунара, - даже если он не пакистанец и с визой у него всё в порядке. Каких-либо пропусков на посещение Нуристана не существует, но военные "по большому блату" всё равно придумают препятствия для путешественника. "Мистер, там в каждой деревне бандит на бандите" (сомнительно), "мистер, в Нуристан даже американцы не заглядывают" (истинная правда, т.к. медвежий угол), а посему… "мистер, не ездите дальше, будьте нашим гостем" (чревато колоссальной потерей времени). Возможно, все эти предостережения и имеют под собой основание, но вряд ли в той мере: думается, диверсии "Талибана" направлены против армии и прочих силовиков, а не против местных жителей.
(В целом хотелось бы сказать, что с талибами и прочими "недобитыми басмачами" я в Афганистане если и сталкивался, то незаметно для себя и без каких бы то ни было последствий: ну, "салам алейкум", ну, "чай бухор" ("Пей чай!" - Авт. ), и всё. А вот полиция сколько времени отняла, - просто слов не подобрать!)
В итоге "полис сархади" (пограничников) удалось переупрямить. Дали трёх солдат из местных, пошли на базар, взяли "Тойоту Хайлюкс" и потряслись по камням по-над бурлящим потоком в компании местных жителей. Правда, солдаты доехали только до своей родной деревни Ницатгаль, а я двинул дальше и достиг селения Каму. Там провёл полдня и заночевал в офисе "АfghanAid" - первой и единственной неправительственной организации, которая работает в Нуристане.
Деревня Каму находится примерно в полукилометре от офиса "АфганЭйда", после трудного подъёма по тропе из валунов. В той маленькой круглой долине прекрасно растут просо, кабачки, виноград, грецкий орех, абрикосы и замечательные гранаты с зеленоватой коркой и прозрачными зёрнами. С западной и восточной стороны долину Каму огораживают голые скалы, к которым в несколько ярусов лепятся плоскокрышие жилища из дерева и глины, каких больше нет во всей стране. Для залезания на крышу используется нуристанский вариант лестницы - похожая на стиральную доску длинная плаха с толстыми зазубринами, вытесанными на широкой части. Доски, из которых построен дом, нередко украшают затейливыми резными узорами; чаще всего встречаются солярные знаки. У подножия скалы из земли торчат краны с водой - плоды деятельности "АфганЭйда". Пить эту воду не только безопасно, но и вкусно. Гулять, не боясь мин, можно везде - их нет ни в деревне, ни в окрестностях.
Селяне - что взрослые, что дети - живут в первобытной простоте: они совершенно миролюбивы, открыты и любознательны. Через пять минут после первого "Салам алейкум!" они запросто зовут гостя в дом и угощают не спрашивая имени. При виде фотоаппарата девочки с весёлым визгом разбегаются врассыпную, зато мальчишки фотографируются - хлебом не корми.
Ни электричества, ни базара в Каму нет, большинство людей живут натуральным хозяйством. Женщины собирают хворост в плетённые из лозы конусообразные корзины, которые носят за плечами. Чайханы, столь привычного на мусульманском Востоке заведения, здесь не найти. Ближайшая школа - в районном центре Камдеш в пяти километрах по берегу реки, дети ходят туда пешком. Деревенская мечеть выглядит нетипично - это украинского вида белёная хатка с четырёхскатной крышей, без каких бы то ни было куполов. Минаретов тоже нет - голос муэдзина с крыльца этой "хатки" и без них отлично слышен в каждом доме.
Что сказать? Понравилось! Природа практически нетронутая - чистые реки, лесистые горы и земля, на которой растёт практически всё. Люди добрые, открытые и гостеприимные. Полное отсутствие мобильной связи (только спутниковая, и то "труба" далеко не у каждого), Инета, магазинов и "полис"... Местные жители говорят на множестве своих языков, которые не понимают их пуштуязычные соседи в Асадабаде и окрестных селениях. Сами нуристанцы используют пушту в качестве общепонятного языка, а со мной вполне непринуждённо общались на фарси.
КАБУЛ.
ВСЕМИРНАЯ ОДИНАКОВОСТЬ
Все говорят: глобализация, глобализация. А в чём она выражается на примере, скажем, Афганистана?
Может быть, в картине маслом "Мальчишка-кабулец в пакистанских халате и шароварах торгует китайскими кроссовками напротив мечети, которую строят на саудовские нефтедоллары"?
Или в образе столичных юношей, одетых в джинсы и футболки, слушающих индийскую музыку и часами пропадающих в англоязычных чатах в интернет-кафе? Или - дедуль вполне ортодокальной мусульманской внешности, которые направляются в уборную, прихватив с собой не традиционный кувшинчик-офтоба, а туалетную бумагу?..
Всё это образы из повседневной, жизни, по преимуществу городской. Но по-настоящему поразителен только один пример: кучи, эти вечные кочевники-скотоводы, постепенно отказываются от своих палаток из шкур, переходя на брезентовые армейские.
